Воспоминания мамы о войне
Вглядываясь в уже немолодые лица бывших детей войны, невольно ловишь себя на мысли: сколько же пришлось испытать и перенести им… Бомбежки, голод, постоянный животный страх близкой смерти... Это поколение, не знавшее детства, героически несшее бремя утрат и лишений. Не изменившее стойким принципам, не утратившее веры в светлое будущее и любящее жизнь во всех ее проявлениях. Именно к этому поколению принадлежит моя дорогая мама Раиса Григорьевна Лашко (Цыбульник), воспоминаниями которой я хочу поделиться с вами.
Родилась мама 3 мая 1941 года в городе Люботине Харьковской области Украины. Я тоже оттуда родом. Люботин — небольшой узловой городок в предместьях Харькова, с уютными двориками, плакучими ивами над многочисленными прудами, в которых водились красноперки и караси. В народе ходят легенды, что его так нарекла Екатерина Вторая, вояжируя однажды по степям Малороссии. Нещадно палило солнце, и нужно было остановиться гденибудь в тени отдохнуть. Откушав свой обед у пруда, окруженного плакучими ивами, грозная царица потянулась и сказала: «Любый тин». Но это только легенда, тем не менее очень почитаемая в здешних местах.
Тут, в Люботине, в 1930 году поженились мои дед Григорий Федорович Цыбульник и бабушка Прасковья Митрофановна. Почти десять лет у них не было детей. Жили у родственников Григория. Паша работала ткачихой на фабрике, Гриша — железнодорожником на прокаточной базе станции Основа. Жили дружно, но мечтали о ребенке. Когда Паша узнала, что станет матерью, Григорий обратился в профком, и начальник обещал помочь ему с общежитием для работников депо.
Но все планы молодой семьи разрушила надвигающаяся на СССР, как грозовое облако, война. Моя мама рассказывала: «Когда 3 мая в роддоме родилось 10 мальчишек и одна я, девочка, врачакушер сказала, что все это неспроста. Быть войне! Врач была старенькая и мудрая». Паша хотела назвать дочку Маей, но тетки отговорили: «Всю жизнь маяться будет». У девочки на лбу было родимое розовое пятно, как у индианок. «Назову Раей, чтобы радовалась!» — сообщила Прасковья мужу. А тот и не возражал — собирался в командировку в Польшу по заданию депо. Был ранен, еле добрался домой. Это потом начальник, который обещал помочь Грише с улучшением жилищных условий, принимая из его рук увесистый пакет, объяснил ситуацию: «Ну, с боевым крещением тебя, товарищ Цыбульник! Будем трудиться в подполье. Мне нужны проверенные люди. Если немцы прорвутся к Харькову, что уже очевидно, будем помогать партизанам «изнутри». А у тебя жена с младенцем на руках, тоже в поддержке нуждается».
Харьков был в то время важным стратегическим объектом. Поэтому массированные налеты немецких авианосцев приходились именно на него и близлежащие районы. В Люботине тоже было небезопасно находиться. Паша с маленькой Раей перебрались во времянку, якобы сторожить деревянный недостроенный дом эвакуированных знакомых. Для безопасности Прасковья подговорила соседей вырыть землянку внутри дома. Во дворе росла разложистая старая грушадичка с огромным количеством веток и плодов. Сверху, с самолета, если не приглядываться, трудно было увидеть очертания дома. Плоды груши служили и едой, и лекарством, и питьем для людей. Их собирали и бережно складывали в ящики. До самых холодов плоды сохранялись.
Землянка получилась невысокая, взрослый человек во весь рост не мог распрямиться. Из воспоминаний мамы: «В землянке прятались три семьи — Карповна с мужем и дочкой, Надя с дочкой Ниной и мы с мамой Пашей. Отец пропадал в железнодорожном депо. Мамка сильно переживала за своего Гришу. Чувствовала, какая участь ему уготована, если немцы войдут в город. От нервного напряжения у женщины пропало молоко. Меня перевели на «куклу». Хлеб закручивали в марлю, добавив немного сахара. Так и выросла я на этой «кукле».
Один раз над городом пролетал советский самолет, из него сыпались листовки. Оставив на попечение Карповны дочек, Надежда с Прасковьей рванули, чтобы подобрать эти родные послания Советского информбюро. У Нади муж в землянку не спускался — болели ноги. Это потом уже Паша догадалась, что Иван — партизанский связной. Листовки были собраны и переданы ему. «Не верьте фашистам! Мы победим! Победа будет за нами!» Эти лозунги на белых листках бумаги придавали уверенности измученным лишениями людям. Мысль о Победе не оставляла никого ни на миг.
В землянке было холодно и сыро. Когда начинался обстрел, небольшую самодельную печурку приходилось тушить, чтобы враг не видел дыма. Паша укутывала потеплее маленькую Раечку, которая часто плакала от болей в ручках и ножках. В землянке девочка сделала свои первые шаги. Было страшно, холодно и голодно. Но это еще оккупанты не вошли в Люботин.
Харьков в начале осени 1941 года заминировали полностью, потому что немцы уже находились на подступах к этому важному транспортному узлу. Были эвакуированы 320 эшелонов с оборудованием паровозостроительного, тракторного и авиационного заводов вместе с работниками и их семьями. У Григория не получилось отправить Пашу с маленькой дочкой подальше в тыл. Прасковья смирилась и старалась помогать чем могла. Часто оставляла маленькую Раю на Карповну и вместе с молодыми женщинами и девушками уходила копать противотанковые рвы на подступах к городу. Даже 1012летние подростки с верой в Победу старались хоть чемто помогать взрослым. Но враг был близко, Красной армии пришлось отступать. Немцы поражались стойкости русских, которые боролись за каждую сотку земли, за каждый рубеж.
Преодолевая заграждения из 30 тысяч противотанковых и противопехотных мин, обстреливая с неба каждую непокорную пядь земли, 20 октября 1941 года фашисты всетаки вошли в Люботин. Харьков был оккупирован захватчиком 29 октября. Надеяться было не на кого. Паша с дочкой почти все время находились в землянке. Связная Ирина, которая приходила к мужу Нади, чтобы передать сведения для партизан, иногда приносила гостинец от Григория для семьи в виде куска сахара или сала. А Прасковья в свою очередь обводила карандашом дочкину ручку и ножку и передавала папе привет от Раюшки. Сберегая в нагрудном кармане рубашки эти рисунки, Григорий мог ориентироваться, насколько подросла их дочурка.
Водопровод немцы разбомбили. А колодец находился далеко, на Мерефянской ветке железной дороги. Но туда горожане боялись ходить за водой. Тетю Глашу, у которой дочь болела тифом, немец с самолета расстрелял в упор с ведрами, полными воды. Это наводило панику и страх, и бежать с ведрами по большому участку открытой местности никто больше не решался. Довольствовались малым: собирали дождевую воду в бочку и берегли ее.
Дети землянки часто болели изза сырости и антисанитарии. На теле появлялись чирьи, гнойные наросты. Слава богу, тифа избежали, но от холодной земли у Раи часто болели конечности. Результатом стал ревматизм, который пришлось лечить уже в послевоенное время. Чтобы както прокормиться, женщины землянки порой решались на отчаянные поступки. Осенью в полях оставалось много неубранного урожая картофеля, свеклы и зерновых. В ночное время, опасаясь разгуливающих везде подвыпивших полицаев и немцев, Прасковья с Надеждой выбирались в так называемый рейд. Один раз пришлось взять с собой полугодовалую Раю. Привязав большим платком к себе дочурку, Паша рыла в мерзлой земле картошку и свеклу. И ребенок словно чувствовал опасность, молчал, прижимаясь к маминому теплому телу. После успешного окончания операции Паша уже в землянке целовала свою малышку и приговаривала: «Ну Раюшка! Партизанка ты моя ненаглядная!» Дети тогда взрослели рано, как будто понимали всю ответственность ситуации военного времени.
С мая 1942 года Харьков и его близлежащие окрестности стали крупной ремонтноэксплуатационной базой вермахта на южном участке фронта. Григорий вместе с другими подпольщиками работал в депо станции Основа. Это давало возможность передавать партизанам время и место отправки советской молодежи в Германию. По наводке основского подполья была совершена не одна успешная операция по подрыву поездов с пополнением немецкой боевой техники и солдат. Но случались и неудачи. Во время очередного рейда подорвались на советских же минах несколько партизан.
Подпольщикам тоже было несладко. Часто приходилось быть на волоске от гибели. Но Григория спасала искренняя молитва его горячо любимой Пашеньки и маленькие листки бумаги с дочкиной ладошкой в нагрудном кармане рубашки. С зимы 1942 года по весну 1943го советскими войсками было проведено несколько масштабных стратегических операций по освобождению Харькова. Но пока безуспешно. «Проклятое место Красной армии» — так называли этот участок фронта советские военачальники.
Особенно тяжелой выдалась для жителей землянки холодная весна 1943 года. Паша с Надей, оставив малышек на Карповну, решили пойти поменять коекакие вещи на продукты. Через железнодорожное полотно, по ту сторону, находился продуктововещевой рынок. Но полицаи прогнали отчаявшихся женщин от железки. В каждом человеке теперь фашисты видели или партизана, или связного: чувствовали свою скорую кончину.
Наступило долгожданное лето и вселило уверенность в предстоящем освобождении от фашистского ига. Да и зелень появилась, жить стало немного сытнее. В один из летних вечеров, после очередного обстрела, Паша вылезла из землянки, чтобы проверить, цела ли их времянка. Дом был недостроен, поэтому вероятность обрушения хрупкой конструкции оставалась велика. В кустах она заметила мужчину, который подал знак рукой, чтобы Паша подошла. «Наш», — промелькнуло у женщины в голове. Но на партизана парень не был похож. Потом оказалось, что это советский разведчик Алексей, который пробирался к нашим. Парень повредил ногу, потерял много крови, дальше пока двигаться не мог. Рискуя своей жизнью и судьбами жителей землянки, Паша помогла парню добраться до ямы, где до войны жили кролики. Закрыла яму крышкой и припорошила сверху свежескошенной травой. Ночью Паша отнесла Алексею еду и медикаменты, какие были, — йод и зеленку, вместо бинтов порвала простыню.
За несколько дней рана затянулась, Алексей немного окреп. Дальше оставаться здесь было небезопасно. Паша проводила Алексея, а он обещал приехать по окончании войны, чтобы отблагодарить сердобольную хохлушку. Вопрос о том, что фашисты навечно останутся на оккупированной территории, даже не обсуждался. Все люди верили в светлое будущее своей страны. И наконец оно наступило. Хотя бы для измученного оккупацией Люботина — 23 августа 1943 года. Красная армия планировала масштабную операцию по освобождению Харькова. А пока советские войска триумфально шествовали по улицам освобожденного Люботина.
Несмотря на хроническую усталость и постоянное недоедание, на главную площадь города высыпало все население счастливого городка. И хотя окончательная победа не наступила, но 640 дней оккупации для Люботина остались позади, и люди ликовали. Конечно, маленькая Рая не понимала этого всеобщего восторга. Она вместе с остальными детьми носилась вдоль дороги и смеялась оттого, что теперь можно так резво бегать.
Жители землянки начали привыкать к яркому свету и перебираться в наземные постройки. Паша пыталась растопить печь в недостроенной времянке, чтобы замазать щели и побелить. Печь плохо разгоралась, было много дыма. Маленькая Рая спала на кровати у окна. У Паши разболелась голова, она приложила ко лбу листочек хрена и повязала косынку. Ничего не предвещало беды. И вдруг Пашу отбросило ударной волной от сброшенного самолетом снаряда. Заплакала Раечка, которую тоже отбросило и ударило об угол кровати. Из разбитого окна посыпались стекла. Осколок впился малышке в руку, на лице ребенка блестели маленькие кусочки. Из воспоминаний мамы: «Мама Паша долго не приходила в себя, была без чувств. На мой плач прибежали соседи. Я потеряла много крови, рука была разрезана до кости. Поднялась высокая температура, рука гноилась и сильно опухла. Медикаментов в то время не было. Спасались подорожником, лопухом и ромашкой. Мама Паша мочила мои сухие губы отваром травы и постоянно шептала молитву. Но я, наверное, по жизни живучая и везучая. Бог услыхал мамину молитву, и я пошла на поправку».
Григорий некоторое время находился с партизанами, а когда освободили Украину, изза ранения приехал домой отстраивать родной город. Люботин после ухода фашистов был в плачевном состоянии. В районе вокзала стояли брошенными два танка, возле них валялось много гильз и снарядов. И вездесущие мальчишки подорвались на снаряде, ктото из них до инвалидности. Нужно было разгребать эти завалы, отстраивать больницы, школы, детсады, жилые массивы.
Жизнь продолжалась. И молодые люди под стать взрослым, полуголодные, не имеющие приличной одежды, совершали самые настоящие подвиги. Вот как моя мама вспоминает о своей двоюродной сестре Марии: «Моя сестра — Мария Иосифовна Колодяжная. До войны окончила семь классов, а потом работала в поле — выращивала с бригадой сахарную свеклу. Но когда пришли немцы, нашим правительством был дан приказ сжечь все семена. Мария на свой страх и риск ночью перетаскала мешки с семенами к себе в сарай и тщательно за ними ухаживала. И сберегла. Когда Красная армия освободила Харьковскую область, Маша собрала таких же активных девчат и молодых женщин. В 15 километрах от Люботина, в селе Огульцы, всю зиму девчата перебирали семена. В бригаду к Марии попала и мама Паша, и маленькая я. Мария стала звеньевой. Меня некуда было девать, папа Гриша остался в депо. В поле бывшего колхоза стоял шалаш. Я там все лето играла, кушала, спала, помогала женщинам как могла. Лето было засушливое. Все носили воду на поливку из ближайшего болота. У меня было маленькое ведерочко, я потихоньку тоже носила воду. Помню спелую вишню, яркое солнце, птичка поет, а не снаряды разрываются. Мы свободны от войны!»
Наверное, у послевоенного народа вошло в привычку много трудиться, чтобы выживать. Свекла уродилась на славу. Уже снежок пролетал, когда ее выкапывали вручную, собирали в большие кучи, прикрывали ботвой. Дальше, как сейчас показывают в военных фильмах, погрузили свеклу на подводы — на первой красный флаг — и повезли на сахарный завод. Это было счастливое послевоенное время.
У маленькой Раи 25 ноября 1944 года родилась сестренка Аллочка. Роды принимали на дому, Рая сама слышала, как маму Пашу повитуха заставляла парить ноги, чтоб вышел послед. А Марию Колодяжную вызвали в Москву, и товарищ Сталин за инициативу наградил смелую девушку медалью «Золотая Звезда». Когда Марию сфотографировали с Иосифом Виссарионовичем и опубликовали в газете, девушка стала завидной невестой. Ей писали женихи со всех сторон, а пять из них даже приехали свататься. За одного из них Мария вышла замуж. Свадьба была веселая, комсомольская. Из воспоминаний мамы: «Столы поставили прямо на улице, играл старенький патефон. Я очень любила танцевать. Вышла в самый центр и громким голосом объявила, что сейчас будет выступать артистка Раиса Григоровна. Все захлопали в ладоши и хвалили меня за смелость».
Страна наша была счастлива и богата,
Но враг напал и стал бомбить,
В руины превращал когдато
Ту землю, на которой собирался жить!
Шел переломный год, все громыхало,
Казалось, что земля смешалася с водой,
Но люди выживали, хоть страдали,
Вот 43й год, он был такой!
Но все свершилось и прорвалось,
Погнали немцев с Курской дуги,
Потом был Белгород и Харьков —
Так до Берлина мы дошли!
Ведь помнят все — и взрослые, и дети,
Которые осталися в живых,
Что праздник был тот — День Победы —
Всех лучше праздников земли!
Это стихи моей дорогой мамочки — немного наивные, но трогательные и живые. И нас, своих детей, мама воспитала в таком же духе: самый добрый, самый светлый праздник на земле — День Победы. И мы должны всегда быть победителями.
Не все вернулись с этой войны. Не вернулся и разведчик Алексей. Он погиб гдето в Венгрии. Но свое обещание перед украинской женщиной Пашей выполнил. Осенью 1946 года неизвестный статный мужчина разыскивал Прасковью Цыбульник, проживавшую во время войны на улице Железнодорожной. Он привез женщине необычную посылку, по тем временам шикарную — два метра парашютного шелка и красивый расписной платок, который хранится в семье по сей день. Об этом его попросил Алексей перед боем, из которого ему не суждено было вернуться. Мама Паша покрасила кусок парашюта бузиной (кустарник, распространенный на Украине) и сшила своим дочкам платьица. У мамы на память о нелегком детстве осталась фотография, на которой запечатлены дети войны именно в этих платьицах из парашютного шелка.
Светлана Приятелева
